Меч императора - Страница 3

Когда я узнал о её свадьбе, я был далеко, и сдерживаться не потребовалось. А иссохший лес… Да что этот лес, его все равно собирались пустить на дрова местные крестьяне. И вот… Сын.

– Да. Ему уже десять.

– Если бы… – Я с трудом удерживал рвущиеся из груди слова. И не смог.

– Он мог бы быть нашим!

– Нет. Я рада, что в нем нет проклятой крови. Когда он был маленьким, – лицо Киры расцвело мечтательной улыбкой, – я сама кормила его грудью, не опасаясь, что он вцепится в неё клыками, предпочтя пить кровь, а не молоко.

Когда он подрос, я наказывала его за шалости, не опасаясь, что за шлепок по попе получу смертельное проклятие. Когда он стал старше, то бегал ко мне хвастаться изготовленным из коры корабликом, а не новым способом пыток. Мне не приходилось запугивать нечеловеческими муками крепостных учителей, чтобы они согласились обучать Ратека письму и счету, и выносить из воспитательной комнаты их тела. Я рада, что он не твой сын, а потомок рода с чисто человеческой кровью.

Каждое слово Киры причиняло мне боль. Как странно… я думал, что этот этап моей жизни давно миновал. Я ехал, чтобы избавить от длительных пыток подругу своего детства, и первую юношескую любовь, но старое, и давно забытое чувство, вдруг вскинулось во мне словно пришпоренное её словами.

– Но будь ты моей женой, и даже император не посмел бы претендовать на тебя! Я мог бы защитить тебя от кого угодно! А какая защита от этого? – я пренебрежительно махнул рукой в сторону застывшего неподвижной статуей умертвия.

– Это он? – Кира подбежала к умертвию, и попыталась открыть опущенное забрало. Бывший граф де Шаррант, стоял не шевелясь, подчиняясь моему неслышному приказу. Наконец, успевшее слегка заржаветь, забрало распахнулось, открывая иссохшее лицо, и горящие безумным, фиолетовым огнем глаза того, кто был отцом ребенка моей возлюбленной.

– Что с ним? – Не выдержав этого зрелища, она повернулась ко мне.

– Я некромант. – Небольшое напоминание. Мне уже удалось вновь поставить под контроль свои чувства, и я жалел о проявленной несдержанности. В конце концов, прошлое – есть прошлое, и даже самому могучему магу еще не удавалось обратить время вспять.

– Отпусти его. Пожалуйста! – В голосе Киры послышалась мольба. Видимо, она на самом деле любила его, вспыльчивого и безумно отважного графа, что осмелился бросить вызов самому темному императору, защищая честь своей жены.

Я равнодушно пожал плечами, и умертвие рассыпалось пылью, забряцав ржавеющими доспехами по каменному полу галереи. Кира, остановилась возле кучки праха, и немного подумав, сняла с обмякшего пояса кинжал в длинных ножнах. Я не возражал. Простая сталь уже давно не могла причинить мне какого-либо вреда, мои щиты были безукоризненны. А если бы и могла… Это все равно ничего бы не изменило.

– Так что насчет моего сына? – настойчиво продолжила Кира. Будь это кто-либо другой, – я бы отказал. Приказ императора гласил: мятежный род должен быть уничтожен! – и неподчинение его воли было чревато тяжелыми последствиями. Точнее, я просто не мог не подчиниться, – присяга на верность, которую приносили императору все выпускники Темной цитадели, просто не давала такой возможности. Однако, была одна лазейка.

– У твоего сына есть талант к темной магии? Хотя бы минимальный? – спросил я.

– Да! – Кира буквально вспыхнула радостью, догадавшись о моей идее. Жизнь студентов и учеников Темной цитадели императору не принадлежала, равно как и их собственным родителям, а только учителям. Разумеется, после того как обучение закончится, Ратек снова станет мишенью императорского указа, но учить ведь можно долго… очень долго. Всю жизнь. Его, или императора.

– Тогда иди к нему. Попрощайся, и объясни, что к чему. Расскажи о присяге, и её свойствах. Я не хочу, чтобы мой ученик ненавидел меня. В конце концов, нам предстоит еще очень долго быть вместе. Я подожду тебя у цветника.

– Хорошо. И… Спасибо тебе, Свистун. – Детская дразнилка, которой она наградила меня по созвучию с именем, когда мы только познакомились, и она еще не знала о моем происхождении, болью отозвалась в сердце.

Я присел на камень и смотрел, как она уходит, недалеко и ненадолго, хотя и она, и я предпочли бы сейчас находиться как можно дальше друг от друга, и знал, что она вернется, не сделав даже попытки бежать. Люди рода дель Рауль, из которого она происходила, всегда встречали Леди открытой грудью, и гордым взглядом глаза в глаза.

Кира никогда не изменяла этой традиции. И тогда, когда мы играли вместе с другими детьми высоких родов, и она, в отличии от всех остальных детей, тихо молчавших, когда я собирался разрезать живот вопящей и сопротивляющейся кошке, смело отвесила мне подзатыльник. А потом объяснила, обалдевшему и изумленному ребенку, что такое сопереживание, и почему нельзя мучить животных и людей без острой необходимости, – тогда я в первый раз сдержал свой дар, – подзатыльник был не силен, и не очень обиден, и мне стало любопытно, почему она меня ударила.

И потом, во всех наших совместных играх, когда она одна осмеливалась относиться ко мне, не как к Потомку Смерти, а как к обычному ребенку, на три года младше её, и потому нуждающемуся – иногда в поддержке и сочувствии, а иногда и в строгом выговоре. Возможно, именно из-за нее, из-за этого человеческого отношения, я и научился сдерживать свой дар, не обрушивая его на всех, кто только ни вызывал мое неудовольствие, как это было принято в нашей семье.

И тогда, когда она отказала мне, я тоже, привычным усилием удержал гнев и боль внутри себя, и только потом до сознания дошел весь горький смысл её слов.